Потерянный возраст

Царь Горы, Царица и разбитое корыто

Мания

Царь Горы совершенно не обязательно силен, влиятелен и богат. Напротив, как правило, он смотрится заурядно, живет трудно, а то и вовсе бедно. Не исключено, что на свете есть и преуспевающие Цари Горы - избалованные признанием, успехом и славой. Однако  в обычной жизни столкнуться с таковыми невозможно, а сведения об их существовании поступают к нам из самых ненадежных источников вроде телевидения, рекламы и слухов. Но как бы не выглядел Царь Горы  - внушительно или жалко -   его высокогорное, царское происхождение всегда даст о себе знать.

  Прежде всего, Царь Горы -  «серединный человек» в возрасте приблизительно от 28 до 55 лет.    Этот внушительный отрезок времени – почти половина человеческой жизни,  для него нечто-то вроде маринада, с помощью которого он консервирует собственную личность. Если  в детстве и юности каждый год стремительным потоком нес его к изменениям,  новым мыслям, знаниям, отношениям и чувствам, то теперь время разбивается об него, как вода об платину. Царь Горы не учится, не переосмысливает свои цели и представления о жизни, не открывает в себе новые силы. Его интеллектуальное и эмоциональное  восприятие мира как трамвай в огромном городе – катится по некогда проложенному маршруту, тормозя на одних и тех же остановках, поворачивая на одних и тех же перекрестах. Чтобы не случилось, оно отсекает любую информацию о  других трамваях и маршрутах, а тем более – о возможности свободно передвигаться по бесчисленным, не истерзанными  трамвайными шпалами улицам города. 

 Еще одно непременное свойство Царя Горы можно определить, перефразировав модный политический афоризм -  Царю Горы не нужны великие потрясения, ему нужна вечная стабильность. С учетом того, что жизнь его вовсе не всегда переполнена радостью, счастьем и достатком, такая неприязнь к переменам может показаться странной – чего бояться, если нечего терять. Но не стоит забывать, что Царь Горы - прежде всего человек, когда-то   ради   взрослого «всемогущества» убивший в себе Питера Пэна. Заплатив такую немалую цену, он, наконец, влез на свою Гору, и какой бы жалкой и неудобной она не оказалась, он не в силах заставить себя поменять ее на что-то другое. Потому что, во-первых, любые эксперименты потребуют от него огромной духовной  работы,  а он не для того повзрослел, чтобы как сопляк какой-нибудь признаваться в ошибках, сомневаться в совершенных поступках и  начинать отстраивать свою личность заново. А во-вторых, по наущению зависти расправившись с Питером Пэном, Царь Горы лишил собственную душу  потаенного внутреннего ока умеющего распознавать в безликом хаосе инстинктов и желаний те, что могут составить только его, ни на чье другое не похожее счастье. Разучившись понимать свою натуру, цели и желания, он давно пребывает «не в себе». Вычти из него все привнесенное - воспитание «на вырост», профессию, должность, социальные стандарты, общественные вкусы – и от него буквально ничего не останется. Боюсь, что даже природные инстинкты, слабости и пороки при тщательной очистке от посторонних наслоений окажутся не его, а чьими-то чужими. Не удивительно, что такое амебное, не помнящее себя существо боится покинуть насиженную   свалку бесхозных идей, лишних вещей, неведомо чьих устремлений, которую по причине все той же неразборчивости оно принимает за Гору.

  Логично спросить – если Царь Горы столь слаб и жалок, то как он может быть чьим-то властелином. В том то и фокус, что может. Он все правильно рассчитал, положившись на выученные в детстве правила дедовщины.  Давние муки повиновения и зависти к взрослым не пропали даром – наконец он стал «старослужащим», и вокруг  полно бедолаг, вынужденных принимать  заученные им правила и «мораль»  как естественную неоспоримую данность. Он может быть глуп, низок, жесток, но ему подчиняется почти полмира: все, кто сдал свои некогда царские позиции и все, кто не успел их завоевать, все старики и дети.

  К сожалению, малые и старые не могут оказать достойного сопротивления - они приговорены принимать мир, возводимый Царем Горы, как единственно реальный. Даже если Цари кошмарно начудили – развалили государство, перекроили границы, поменяли строй, взорвали экономический уклад, развязали войну, даже если они создали жестокую, порочную, безнравственную среду обитания, дети и старики вынуждены мириться с  принятыми порядками. Они зависят от взрослых, и  не просто  финансово, а гораздо шире – политически, идеологически, психологически. Они намеренно поражены в правах, оттерты от рычагов управления общественными   процессами, и  даже поучаствовать в строительстве собственной судьбы могут только с согласия Царя Горы. 

  Инспирированная обществом беспомощность  воспринимается Царем Горы как суть детства и старости. Все детское и старческое – специфическое мировоззрение, своеобразное мышление, «невзрослые» желания вызывают у Царя горы в лучшем случае терпеливое понимание и снисходительное умиление. Ребенок для Царя Горы –  полуфабрикат, а пожилой человек – отработанный материал. Зато он сам, комфортно расположившись на золотой середине возраста, вершит судьбы всех поколений. Прекрасно видя и  чувствуя   границы, отделяющие его от детей и стариков, он высокомерно пренебрегает ими, хищнически захватывая власть на чужих «возрастных»  территориях.  

  Такая экспансия  попахивает маниакальным бредом. Но поразительнее всего, что она целиком базируется на сформировавшемся в детстве отношении к возрасту как к всеобщей   шкале прав: чем ты старше и сильней, тем больше у тебя  прав,  тем эти права разнообразнее и неоспоримее.

 Фобия

  За десятилетия своей взрослости Царь Горы, как правило, нарабатывает лишь одно единственное «знание» о законах собственного бытия, гласящее, что  верхние риски на шкале возраста опасны для здоровья, общественного положения и жизни.  Еще два открытия  происходят без его духовного и интеллектуального участия,  и забрасываются в  его сознание «со стороны».  Природа и время наполняет для него некогда абстрактное понятие возраста всевозможными признаками быстро переходящими в медицинские диагнозы. А социум совершенно в духе поговорки  «Тридцать лет ума нет – и не будет, сорок лет денег нет – и не будет» придает среднему возрасту значение итоговой презентации личных достижений – капиталов, статуса, семьи и имущества.

  Однако две  здоровенные ложки дегтя не портят Царю Горы сладость царствования. Его портит совсем другое – СТРАХ. Страх несравненно больший, чем  обычные женские печали  о потускневшей красоте, или мужские переживания о слабеющей потенции. Мелочное смятение перед надвигающейся телесной старостью  всего лишь слабый отзвук, случайная тень подлинного кошмара - необходимостью распрощаться с заветным местом, бессилием перед временем, насильно уводящим с облюбованной Горы.

  Угроза низвержения осознается и переживается слабым и сильным полом по-разному. И хотя мужчины не дают  видимых и смешных поводов для подозрений в трусости перед надвигающейся старостью, их потаенные тревоги обладают самой, что ни на есть  убийственной силой. В отличие от женщин, они не умеют убаюкивать страх с помощью хитрых ритуалов - всматриваясь  в зеркало, оплакивая новую пару морщинок или  прибавку в весе, тратя деньги на косметологов,  терзая тело  подтяжками и липосацией.     Свой ужас мужчине не на кого излить – зеркало для него слишком мало, а людям, даже самым близким, Царь Горы, опасаясь за  шаткость трона, свои сомнения и тоску никогда не доверит. Он одинок, обречен и беспомощен. Иногда Царь Горы судорожно совершает некие «решительные» поступки вроде домашнего бунта, бегства с работы или женитьбы на юной барышне. Но как любые действия предпринятые исключительно под влиянием страха и паники, они только преумножают его одиночество, обреченность и беспомощность.

   Женщины с мыслями о неминуемом расставании с Горой справляются ловчее. Кроме слез, диет, и борьбы с морщинами у них есть и другие «громоотводы». Одни находят утешение в  детях и внуках. Другие наоборот, отдав долг семейным заботам, вдруг подаются в бизнес.  А кто-то спасется в голубой мути телеэкрана, топя свою жизнь в омуте мексиканских или отечественных  сериалов.

 Самый беглый, но честный взгляд на себя открывает нам удивительную тайну. Оказывается - в переживаниях  страха,  в ропоте на тяжелый груз лет, в смятение перед приближающейся старостью мы находим некоторое утешение и самооправдание. Чуть ли не с упоением принимая участие в пошлой возрастной мелодраме,  мы  прячемся от главного,  невыносимо    болезненного переживания,  осознание которого изгнало бы из нас все признаки царской мании. Чтобы разглядеть  потенциального цареубийцу, перед которым даже тревога и страх кажутся спасением,  надо уметь примечать самые, что ни наесть мелочи. На них  мы и обратим внимание, вороша подробности   очередной «показательной» истории. 

 …Ее участники мало похожи на преувеличенно карикатурный образ существа, названного мною Царь Горы. Они просты, милы,  не дают не малейшего повода заподозрить себя в возрастном шовинизме, и смотрятся исключительно жертвами стремительно утекающего времени. Последнее обстоятельство и заставляет сразу же заподозрить их в  принадлежности к горному племени. Ведь  время очень   разборчиво и не бросается с бухты-барахты на кого попало. …Так что проявим бдительность - подойдем к сюжету, как настоящему детективному расследованию, и попытаемся обличить убийцу, сгубившего выбранных мною героев.  

 

Горшочек и дудочка

  Таня  довольно известный человек. Она актриса и часть ее жизни проходит у всех на виду. Когда-то у нее были честолюбивые мечты о настоящей славе, но почти сразу после окончания института она поняла, что ее подлинное призвание – семья. Она вышла замуж на любимого парня, родила ребенка, и  ничего не предпринимала для раскрутки своей карьеры. Однако обстоятельства  ее творческой биографии сами собой сложились  удачно. Сокурсник Тани по старой дружбе пригласил ее сняться в одном из российских сериалов. Фильм был так себе, но Таня публике понравилась. Теперь она часто мелькает на экране телевизоров, и в ее творческом багаже даже есть несколько действительно хороших ролей. Возвращение в профессию, с которой некогда Таня рассталась ради мужа и дочери, не сломало ее привычный житейский уклад.     Приятная, не отнимающая много времени работа не уводит Таню из дома, и семейные интересы для нее по-прежнему на первом месте. Одним словом – жизнь удалась.

  Но есть и совсем другая Таня, которую посторонние  совсем не знают, и которую плохо понимают самые родные ей люди. Эта таинственная незнакомка живет за краем зеркала, в котором Таня видит не  себя, хорошенькую женщину, а судебный приговор. Приговор бывает то мягким – сойдешь за девчонку, то беспощадным –  старуха. Когда, не приведи Господи, отражение в зеркале безжалостно демонстрирует  душераздирающие признаки увядания, Таня впадает в депрессию,  теряет ко всему интерес, отказывается от съемок, не откликается на ласки мужа, без повода цепляется к дочери, и даже не звонит подругам по телефону. В конце концов,  устав от своего отвратительного настроения, Таня хватается за какой-нибудь женский журнал, и, прочтя очередной, четыреста восемьдесят шестой рецепт вечной молодости, садиться на модную диету, вспоминает о заброшенном абонементе в спортзал и опустошает кошелек в дорогих парфюмерных магазинах.  Но даже в счастливые дни, когда зеркало милостиво сообщает, что Тане рано еще списывать себя со счетов, она все равно беспокоится и жалуется: «Я больше не нравлюсь мужчинам. На меня  все реже обращают внимания. Я никому не нужна».

  Последнее утверждение – полная ложь, потому что Таня нужна как минимум своему супругу Сереже. Он искренне любит Таню, и любовь эта, хоть и потрепана годами, все же не лишена романтизма и плотских радостей. Таня счастлива в браке  и совершенно не собирается ни разводиться, ни изменять мужу. Когда в ее жизни появляются  настойчивые поклонники (а таковые, вопреки Таниным жалобам  не перевелись),  она недвусмысленно дает понять, что здесь им ничего не обломиться. И хотя Таня не прочь послушать истории о  любовных похождениях, сотрясающих актерский мирок, она ни за что не решится подобными глупостями поставить под угрозу свой благополучный брак, на котором сосредоточены ее основные  интересы. 

Так о чем так горько тоскует Таня?  Если муж пока не входит с число господ, которым Таня все меньше нравиться, а до остальных мужчин ей нет дела, ради чьего внимания огромную часть времени и душевных сил она отдает то  депрессии, то бурной деятельности по спасению кожи от морщин?  

 У самой Тани ответ всегда готов – «Каждая женщина хочет нравиться. Всегда и всем». На «наводящий» вопрос действительно ли она является этой самой «каждой», и правда ли потребность нравиться кому попало в ней так сильна, что ради нее она согласна топить в  сомнениях и ипохондрии  не дни, а годы вполне счастливой, благополучной жизни, Таня, скорее всего, ответит утвердительно. Но не верьте ей.  Не в простом кокетстве Танин интерес,  а – как-то смешно даже говорить - в тираническом, безраздельном господстве над  мужским племенем. Чтобы все мужики головы  теряли, чтобы  мир валялся у  ног, чтобы остальные тетки от зависти лопнули. Такое вот смешное у Тани желание, из которого совестливое сознание взбивает мутную, вязкую и безвкусную пену – ничего не объясняющее оправдание «каждая женщина хочет нравиться».

  …В каждом из нас хоть раз, да проявлялась эта бешеная жадность – «мечта» о неком неописуемом вселенском успехе, о «всех деньгах»,  «всей славе», «всех любовниках». Мы давно бы уже лопнули, если бы не наш разум, отказывающийся поощрять такую болезненную ненасытность. Он сливает  клокочущую  жадность куда придется, но пена – таково уж ее хитрое свойство – остается и заставляет нас страдать не от неосуществимости «мечты», а от ее полной  непригодности к употреблению.

  Засияй  облик  Тани нетленной красотой молодости, сложи несметное число покоренных сердец  к ее ногам, и жизнь ее будет кончена. Тане просто не окажется   места в бурной и жгучей стихии страстей. Вся ее натура - вяловатый темперамент, рационализм, тяга к тихому, стабильному существованию – восстанет против утомительной и чужой роли. И если дорога обратно – домой,  под крылышко мужа – почему-то окажется закрытой, не видать больше навеки юной Тане ни счастья, ни покоя. Признать  это для Тани все равно, что родиться заново. Ведь тогда придется избавиться не только от бессмысленной мечты «всем нравиться», но и от ее изнанки – бессмысленного страха перед возрастом. Но страх слишком дорог Татьяне, ибо за ним спрятано нечто … о чем Таня думать не хочет. Нет, лучше она будет чувствовать себя жертвой неумолимого времени. Только вот почему в качестве своего  палача  Таня назначила именно возраст? Она свободно могла бы выбрать что угодно - начиная с неудачной внешности, заканчивая кознями недоброжелателей.

   А потому что, во-первых:

  Для выражения глобального недовольства мирозданием жалобы на вес, или чье-то предвзятое отношение  не годятся – не тот масштаб. Возраст же совсем другое дело. …Он вещь фундаментальная, всеобщая, объективная,  напрямую связанная с самой смертью. Его не «похудеешь»,  не перекрасишь и не переменишь. А главное – мы в нем  абсолютно не виноваты. Вот и Таня не виновата в том, что «кем-то» придуманный возраст делает ее  несчастней, чем она была раньше. Она имеет право на страх, скорбь, и ей полагается сочувствие, ибо она  - беспомощная жертва, чьего-то кошмарного произвола.

  И, во-вторых:

  Если бы  сознание ткнуло бы Татьяну носом прямо в «то», что так изящно прикрыто тяжбой с возрастом, ей – прозревшей и устыдившейся -  пришлось бы, расставшись с царским венцом, учиться быть человеком, заново искать жизненные цели и ориентиры.

 А давайте  возьмем и   спросим Таню: «Была ли ты, голубушка, сыта своим успехом у мужчин в прекрасную пору юности?  И можешь ли ты поклясться как на духу, что тогда мужское восхищение твоей свежестью и молодостью приносили  тебе уверенность и веру в себя? Что  на краткий миг оно усмиряло твои тревоги? Или что хоть раз оно тебе  дало то, чего ты «по старости» лишена сегодня?».  Ответ нам придется додумывать самим, потому что Таня  так разнервничается и обидится, что больше никогда не станет с нами откровенничать.

  Предоставленные сами себе, мы  решим, что и в молодости Таня клянчила у зеркала обещание счастливой судьбы, мучаясь  теми же сомнениями и страхами, что и сегодня. А я, как человек знающий ее  с детства добавлю, что  юные годы Татьяны были буквально сожжены   завистью к старшим «соперницам» - признанным Царицам Горы. Тане казалось, что у них есть все, чего  так мучительно не хватает ей самой: определенность семейного положения, опыт, шик, умение себя подать,  квартиры, машины, деньги, куча модных тряпок. Однако, обзаведясь со временем личной Горкой, она  не испытала удовлетворения. Сначала счастью мешало то, что вокруг теснились  чужие Горы –  повыше и покруче ее собственной. А потом, Таня вдруг «поняла», что без моложавой мордашки ей даже на самой большой  Горе будет тоскливо.

 Что же  за сила такая методично превращает детишек-завистников во взрослых неблагодарных жадин?  Назовем ее силой великой  пустоты, или силой вакуума,  или силой черной дыры. Маленькая, незаметная  пустота,  запавшая в душу ребенка после первых уроков беспомощности, бесправия или страха  в юные годы  под нажимом зависти расширяет свою вотчину, и к середине жизни овладевает человеком целиком. Как кошмарных размеров пылесос, пустота, заглатывает все, что попадается на пути, обещая Царю Горы таким образом  компенсировать его незрелость: неумение находить опору и силы в самом себе, глухоту к собственным, личным, только ему присущим желаниям и целям.

  Разумеется, это обещание - сплошное надувательство. На самом деле  Царя Горы просто «имеют», используя его исключительно в качестве  пищевода, снабжающего голодную пустоту энергиями живого мира. Внешне   человек-пищевод  может выглядеть вполне нормально – быть отзывчивым и  щедрым, дарить дорогие подарки, выказывать равнодушие к материальному благополучию. Его жадность не практического, а буквально мистического свойства, и обнаруживает себя  в стремлении заполнить  душевный вакуум всевозможными доказательствами своей личностной состоятельности. Эти доказательства могут самого разного толка:  слава, мотовство, красивая эффектная внешность, успешная карьера,  неисчислимые победы на любовном фронте, деньги, коллекционирование, гордость за достижения детей, обжорство.  То, что эти доказательства – сплошная липа, заметно по тому, что они не  придают человеку силы творить и меняться. Наоборот, в погоне за ними человек, разрывает тонкую нить своей судьбы и лишается не только сил, но и способности ощущать в своей жизни высший, отдельных от всяких мелочных доказательств смысл.

 …Страдания Тани весьма напоминают сказку о девочке отправившейся с горшочком в лес за земляникой. В сказке, как и в жизни, собирать ягоды оказалось делом утомительным и скучным. Но стоило девочке приуныть, как ей явился старичок-волшебник. Он предложил  бедняжке обменять ее обычный горшок на чудесную дудочку, от звуков которой земляничные ягоды послушно показывались бы из своих укрытий. Девочка с радостью отдала горшок за дудочку, способную ускорить и облегчить ее нелегкое дело.  Но быстро выяснилось, что складывать откликающиеся на мелодию дудочки ягоды не во что. Не раз и не два бегала девочка  к старичку поменять то дудочку на горшок, то горшок на дудочку. А ягоды, понятное дело, в это время, так и оставались не собранными. Так и Таня:  вместо того, чтобы свободно воплощаться, меняться и играть со временем, как с другом,  она мечется между завистью и жадностью - то за «молодость» цепкой хваткой держится, то за плодами «взрослой» жизни тянется. И больно говорить, но приходится:  ягоды в данном случае не какая-то там земляника, а вся Танина судьба – не познанное счастье,  не вкушенная радость бытия. А что до возраста, то  в ее истории он - как старичок-провокатор из сказки – не делает никакого зла, напротив, намекает по-хорошему, что, стремясь заполучить и дудочку и горшочек, Таня теряет драгоценные дни и без того короткой жизни. Так что нечего, Таня, на возраст пенять, когда жадность душит. И кстати, пока ты у зеркала дрессируешь собственные отражения, с твоим мужем начинает твориться что-то неладное, и как бы тебе не потерять то, без чего твоя жизнь станет действительно несчастной.

 

  (К сожалению, закон об Авторском праве не позволяет рассказать, что же случилось с Таниным супругом. Современная  сказка о разбитом корыте, эта душераздирающая драма мужской жадности, незаметно переходящая в фарс не помещается в разрешенный законом объем.  Вынужденно выбирая между  сказкой  и следующей из нее «моралью», я предпочитаю остановиться на последней. И так…)

 

Возраст золотой рыбки

 Как вы считаете - став  хозяином шикарного особняка с бассейном, охраной и прислугой, вы   станете новым человеком?  Преобразит ли  новоселье вашу внутреннюю жизнь, станет ли она радостной, осмысленной и насыщенной? Приобретете ли вы таким образом новые душевные силы, новые интересы и возможности?

Если хоть что-то в вас откликается на этот вопрос словом «Да» - вы Царь Горы.  

Случается ли, что, купив некую вещь - будь то  одежда, кухонная утварь или очень важная штучка для компьютера - вы не можете найти ей ни применения, ни даже места для хранения, потому что  дом и так уже напичкан подобной всячиной?

Если такое бывает, и ваша радость от покупки какой-то вещи снова и снова превращается в  «покупательский» голод – вы Царь Горы .

Если, услышав новость, что вашим новым начальником станет  особа двадцати  лет отроду, вы чувствуете себя униженным и оскорбленным, говорите, что мир совсем свихнулся, или решаете доказать выскочке его несостоятельность – вы Царь Горы.  

Если вы считаете,  что ваши дети в силу малолетства, а родители в силу отсталости от времени не могут так хорошо разбираться в жизни, как это получается у вас – вы Царь Горы.

Если вы наедаетесь до  тошноты, копите деньги «на старость» или «черный день» - вы Царь Горы.  

Если вы не учитесь, не посещаете какие либо курсы, школы  или семинары – вы Царь Горы.  

И, наконец, если все вышеперечисленное сказано не про вас, но старости  вы все-таки хотели бы избежать – вы Царь Горы. Не будь вы царского рода, то не видели бы в старости ничего опасного. Возможно, вы боялись бы смерти и болезней, но, осознавая, что  и смерть, и болезни, не считаясь с возрастом, стоят за плечом у каждого живого существа, вы бы  воспринимали старость не в перспективе смерти и небытия, а видели бы в ней полезное и важное для человеческого духа и природы таинство.

  Одним словом, не хочу никого обижать, но если вы живой человек, если вы росли  в этой стране, и если вам  больше двадцати пяти, но  меньше пятидесяти пяти лет, то вы – Царь Горы, ибо в нынешней жизни  быть кем-то другим практически невозможно.

  Мы все воспитанники   совершенно порочной, мертвой, противоречащей всем законам бытия социальной среды, созданной многими поколениями людей либо во имя  недостижимых целей – вроде стабильности и безопасности, либо во имя низменных интересов – власти и финансового могущества. Среды, в которой из всех законов природы свято чтиться лишь закон выживания сильнейшего. Среды, где стимулом для взросления, образования и труда становиться не самопознание, не развитие личности и даже не пропитание или инстинкт продолжения рода, а  бесконечное потребление всего нужного человеку, а главное ненужного.

  Построенный во имя комфорта и потребления социум не терпит  инакомыслия.  Он стрижет под одну гребенку каждого, кто пытается жить своим умом. …Наглых умников он наказывает  в духе самого сурового тоталитаризма, а главным средством пресечения   инакомыслия становиться бедность, граничащая с нищетой. Она вынуждает гордых выскочек смириться и ради средств к существованию поступаться творчеством, свободой, самой жизнью. Судя по тому, что бунтарей от поколения к поколению становится все меньше – это средство очень эффективно. Теперь обществу достаточно  только запричитать над нами на манер сказочной полоумной старухи: «Дурачина, ты простофиля», и мы, сбившись с ног, до смерти будем бегать к Синему морю, звать Золотую Рыбку.

  Мир все откровеннее не желает знать простого, скромного, не зажравшегося человека. Ни государство, ни социум не собирается  считаться с тобой,  замечать твои проблемы и защищать тебя, если у тебя нет денег, известности или влияния. Хочешь выжить – умей быть жадным, бери от жизни все, что надо и не надо. Копи излишки – в них твоя сила.

 

   К сожалению, мода  на остервенелую жадность в сочетании с разнузданным мотовством -  вопрос не только нравов, психологии или  морали. Можно сказать, что нам «не повезло», и вместо испытаний революциями или войнами история приготовила для нас тихое, почти мирное испытание глобальной политико-экономической системой, целиком построенной на жадности.  Мы попали в эту систему буквально на днях, и вроде по своей воле. Но кто же думал, голосуя за «свободу», «рынок», Ельцина или Путина,  что нам достанется  не уютный капитализм,  послушно удовлетворяющий наши потребности, а железная система, презирающая всю природу в целом, а человека - в первую очередь. Кто знал, что ей будет наплевать на наши желания, вкусы и возможности, что она не захочет обслуживать наши банальные запросы, и решит сама, отдельно от нас, природы и божьего промысла,  придумать, создать и  грубо навязать нам  новые, ей одной выгодные  потребности. Старобуржуазная «эксплуатация»  в духе  изымания «добавочной стоимости» выглядит детской проказой на фоне  этого превращения  людского рода в компост,  удобрение для растущих корпораций.  Ради своего безграничного обогащения промышленные чудища  успешно внушают, что жить стоит только во имя и ради  покупки   их товаров и услуг, отличающихся от тех, что мы уже имеем лишь тем, что они «нового поколения», «нового качества», и с двумя абсолютно новехонькими  кнопочками на боку. Раздувать до небес людскую зависть и жадность им помогает не менее хищная индустрия  развлечений. Шоу-бизнес, мода, телевидение, наглядно показывают - дав жадности волю, человек приобретает уверенность в себе, красоту, молодость и счастье. И как устоять перед этой вышколенной, не знающей ни сомнений, ни совести армией рекламщиков, призванной уничтожить в людях все естественные желания,  «недоходные» цели, малейшие проявления самобытности и полноценности?

  И, казалось бы, есть от этой напасти спасительное, веками проверенные убежища  – вера и семья. Но сейчас и они не надежная защита. Вера, как естественная, природная потребность в красоте, правде и добре чаще всего уничтожается в человеке еще в детстве вместе с представлениями о справедливости взрослого мира, вместе с играми в Питера Пэна, вместе с внутренней свободой ребенка и многими другими вещами несовместимыми с созданной людьми реальностью. Другую веру – осознанную, облеченную в заповеди, правила и ритуалы – нам предстоит «наработать» в себе самостоятельно. Но воспитание, образование, общественное мнение и весь уклад жизни подталкивает нас заняться совсем иным делом - не искать защиты от пороков, а   добиться в  них лидерства, максимального совершенства и мастерства.

  Официальные институты церкви, призванные бороться за возращение наших заблудших душ в лоно веры, не способны повлиять на наш выбор. Во-первых, потому что церковь сама не без греха – раздираемая внутренними интригами, борьбой за сферы влияния, она открыто заигрывает с государством и  «буржуазией». А во-вторых, традиционная «упертость» церкви, столетиями утверждающей, что земля плоская, мешает ей не то что повлиять на  мирские порядки, но даже просто уследить за тем, как люди  уничтожают  ее последние тайны и, проникая в макро и микрокосм,  покушаются на главное божественное право – создание новой жизни.  Однако никакое научное изобретение, никакое техническое новшество, включая клонирование, не подрывает силы церкви так, как это делает простая экономическая миграция народов. Привычные и удобные для церкви геополитические границы больше не совпадают с привычными «географическими» границами  вероучений. Сегодня арабы по всей Европе живут рядом  с «неверными», азиаты победно осуществляют всемирную трудовую и торговую экспансию, капиталы не имеют ни национальных, ни государственных границ, а Всемирная Паутина ломает между людьми последние  барьеры. В этом новом, объединенном поисками экономических выгод мире раздробленная на враждующие вероучения церковь,  не может дать своим паствам главного – общего Бога, ощущения духовного единства и  родства. А без этого чувства духовной причастности ко всему божьему и людскому миру сегодня человека от самоистребления в жадности не спасет ни проповедь,  ни пост, ни молитва.

  Не лучшая защита и нынешняя семья - в ней все чаще любовь, понимание и душевная поддержка,  подменяется социальными задачами вроде совместного достижения высокого статуса, роста доходов, «пробивания» детей в люди. Вступив по примеру общества  в тихий сговор против «обычного», «нормального» человека, семья превращает успех и богатство одновременно и в свое подручное средство, и в оценку, и в ту конечную цель, к которой все ее члены обязаны стремиться.  Женщины смотрят на мужчин не просто как не «добытчиков», а как на проект, в который есть или нет смысла себя «вкладывать». И в случае, если их вложения оказываются нерентабельными, они либо ищут другой проект, либо оплакивают неполученные дивиденды горькими сетованиями: «погубил злодей мою молодость,  испортил жизнь, и не быть мне Владычицей Морской». В свою очередь мужчины, преуспев, первым делом бросают этих женщин, ради других - более фасонных и презентабельных.  Между детьми и родителями не менее жесткие отношения, т.к. родителям не терпится успехами детей поквитаться с судьбой, за свои поражения и страдания, а дети слишком рано сталкиваются с тем, что их  перспективы  в огромной степени зависит от  благосостояния родителей.

  И страшно,  страшно оказаться перед такой семьей несостоятельным ничтожеством. Страшно не оправдать требования и ожидания, не имеющие к тебе – живому и настоящему – никакого отношения.  Так страшно, что, махнув рукой на собственное предназначение,  не живешь, а только пыжишься соответствовать сначала чаяниям родителей, потом амбициям возлюбленных, а затем потребностям детей. После чего, окончательно заблудившись на  территории совсем чужой судьбы, вроде как уже ничего не остается, как от скуки, страха и бессмыслицы  хватать все, что под руки подвернется, копить  скарб, завидовать тем, чья барахолка больше, и смертельно бояться потерять нажитое.

  Редким счастливчикам, все-таки нашедшим в вере или в семье  понимание и опору,  спуститься с Горы, зажить собственными интересами, раскрыть свои возможности вполне по плечу. Но как избавиться от губительного царского венца всем остальным одиноким, не уверенным в себе людям,   затерявшимся в  толпе зазывал Золотой Рыбки? Возможно самый верный способ – вернуться к тому моменту, когда обстоятельства, или чья-то воля, или просто глупая зависть выбила нас из собственного возраста, не дала расти и свободно осуществляться. Вернуться и начать все заново – учиться, взрослеть, искать себя и свое предназначение. На сколько это тяжелый, и одновременно спасительный шаг я знаю по себе.

 

  Перерождения подобные моему «подарены» не счастливым стечением обстоятельств, не чьей-то милостью, а нашей собственной волей. Хотя слово «воля»  не очень то здесь  подходит. Слишком оно «мускулистое» и героическое. Обычному человеку для возращения в самого себя, в свою жизнь, в свой возраст, в свою судьбу достаточно просто приглядывать за собственной  жадностью. Вовремя замеченная,  она не сможет более обессиливать нас  ни стяжательством, ни страхом, «что уже поздно, и ничего не исправишь». Выведенная на яркий свет сознания, она унесется прочь, прихватив с собой свою сестру – усталость. А когда неразлучная парочка ненасытных фурий исчезнет, мы, оставшись наедине со своей душой,  вспомним то, что отлично понимали в детстве - Золотая Рыбка живет не в Синем Море, а внутри каждого из нас.  У нее, как и ее сказочной родственницы нет возраста. Она не молода и не стара. Ей не понятны наши возрастные кризисы и тревоги,  потому что  в каждый момент, независимо от возраста «заказчика» она готова осуществить любые желания, если они действительно наши, а не нашептаны  жадной старухой, требующей то новое корыто, то столбовое дворянство, то «морское владычество». Что она такое? Может быть наша душа, или таланты, или воля к творчеству, или энергия любви к окружающему миру, или все это вместе, и еще нечто невыразимое глупыми словами.

  Для всех этих жизненных сил, заложенных в нас природой нет ни временных, ни возрастных, ни каких других рамок. Они присутствуют в нас всегда – от рождения до смерти, а наша задача просто научиться замечать их, прикасаться к ним, играть с ними.  Я намеренно не употребляю слов «овладеть» и «использовать», потому что ни насилие, ни хищничество здесь   совершенно не нужно. Середина человеческой жизни как будто специально предназначена для превращения в специальную лабораторию, в которой ни на кого не оглядываясь, не терзаясь виной и страхом, мы можем познать свои возможности, и получить самые верные свидетельства того, что возраст не ставит на них никаких печатей, запретов и ограничений. Это наилучшее время для  плодотворного диалога  с самим собой, своей созидательной сущностью - дивный момент, когда, освободившись от детских иллюзий, навязанных истин, вынужденного повиновения и послушания, пустых амбиций, глупых обид и страхов, мы в состоянии без помех лепить из своих желаний бесчисленные варианты судьбы.

  Каждое утро приносит нам новый шанс - нас ждут увлекательный труд,  немыслимо интересные  люди, потрясающие романы, опасные путешествия и приключения, танцы, футбол и мороженное. Все это рядом с нами, буквально под носом, и мы бы легко дотянулись до собственной жизни, да руки  заняты. Жадность и трусость напихала в них кучу громоздких, бесполезных вещей, обязательств и отношений. Привыкшие к обременительному грузу, почти сросшиеся с ним, мы не доверяем своему внутреннему голосу, умоляющему бросить всю эту ерунду поскорее. А чтобы оправдаться в собственных глазах, мы выдаем постыдную нерешительность за    ответственность, долг и самопожертвование.  Но в глубине души каждый знает, что наше отступничество  порождено  не благородством – а жадностью,  а не мужеством – а трусостью,  не смирением – а ленью.

  Очень может статься, что без Золотой Рыбки нам, особам царских кровей, жилось бы проще и спокойнее. Никто  не тревожил бы нас напоминаниями о преданных мечтах, не мутил бы  сонную душу тоской и недовольством, не опрокидывал бы наши практичные расчеты какими-то нелепыми случайностями. Но хотим мы того, или нет, а Рыбке из нас не выбраться.  Не разгаданная и не узнанная  она начинает действовать внутри нас как диверсант - залегает где-то на самом дне души, и ждет, когда мы зазеваемся и случайно попросим что-нибудь свое, настоящее. Тут-то она и бросается исполнять   оброненное нами  желание, но не в чистом, первозданном виде, а самым, что ни на есть диким, уродливым  манером - не удосуживаясь отделить наши высокие мечты от наших же склочных требований немедленно предоставить новое корыто. Получается что-то вроде коктейля из витаминов и смертельных ядов – не вкусно и очень опасно. Пострадавший буквально повторяет судьбу негра,  попросившего волшебника сделать его белым, и отправить в место, где много воды и голых женщин. Помните, кем в результате стал герой цитируемого анекдота? -  унитазом, стоящим в женском туалете. Практически все наши житейские беды проистекают по этой  схеме. В ней изначально заложена ошибка - «неправильные» дроби, где  в числителях пылятся таланты,  тяга к знаниям, разноплановые интересы и глубокие чувства, а в знаменателях нарядно сверкают  всевозможно модные корыта. Золотая Рыбка возиться с числителями, жадность в поту бьется за знаменатели. В какой-то момент их разнонаправленные усилия сливаются в некий чудовищный вектор, указывающий на очередной унитаз в женском туалете.

  На фоне подобных «неприятностей» достижения людей практичных,   энергичных, напористых, умеющих обзаводиться в неограниченных количествах самыми роскошными  корытами выглядят как реальные победы. Однако чаще всего такая «успешность» свидетельствует  не о гармоничности личности, а наоборот – о полном превращении числителя в ноль, со всеми вытекающими из арифметических правил деления и умножения на ноль последствиями. Мы восхищаемся  влиятельностью преуспевающих политиков, бизнесменов и артистов, завидуем их славе или богатству,  часто хотим быть похожими на них, и почти никогда  не хотим быть с ними. Только самые наивные из нас полагают, что их компания приятна. Большинству же хватает прозорливости догадаться, что жить, дружить, делить любовь, горе и веселье лучше совсем с другими людьми: не богатыми - а свободными, не знаменитыми - а полноценными, не выдающимися - а гармоничными. Мы узнаем их безошибочно, с первого взгляда и не по каким-то конкретным признакам, а потому как оживает и радуется при их виде наша душа, как выпрямляются наши вечно согнутые спины. Общаясь с ними, мы не завидуем и не жадничаем, а, начиная верить в себя,  хотим с легким сердцем покинуть опостылевшую Гору. Но,  испугавшись неизвестности, замешкавшись, или побоявшись оставить горное хозяйство без присмотра, мы, как правило, остаемся, где были. И не потому, что  разочаровались во вдохновившем нас примере, а потому, что   решили: «Поздно».

  Так случалось не раз – и год назад, и месяц, и может быть даже вчера. Но сегодня – новый день. Он принес очередной шанс узнать, что наша мечта -  потребность раскрыться и подарить себя миру -   жива и готова вытащить нас из опостылевшей роли Царя Горы. Если не получится сегодня, нам будет подарен еще день, и еще. Однако медлить опасно - надо успеть самим уйти с Горы в собственную жизнь, пока те самые законы, что некогда превратили нас в Царей, не спихнут нас насильно с царского престола. Ибо развенчание будет не только жестоким, болезненным, унизительным, но и бесполезным. Оно не вернет нас в пускай постаревший, но  собственный, человеческий облик, а только загонит в рамки последней, самой трагической роли: роли правителя лишившегося сначала власти, потом дома и семьи,  а под занавес - разума и жизни.

Сайт управляется системой uCoz